Неточные совпадения
— За что он нас раскостил? — говорили одни, — мы
к нему всей душой, а он
послал нас искать
князя глупого!
Только на осьмой день, около полдён, измученная команда увидела стрелецкие высоты и радостно затрубила в рога. Бородавкин вспомнил, что великий
князь Святослав Игоревич, прежде нежели побеждать врагов, всегда
посылал сказать:"
Иду на вы!" — и, руководствуясь этим примером, командировал своего ординарца
к стрельцам с таким же приветствием.
— Ладно. Володеть вами я желаю, — сказал
князь, — а чтоб
идти к вам жить — не
пойду! Потому вы живете звериным обычаем: с беспробного золота пенки снимаете, снох портите! А вот
посылаю к вам заместо себя самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!
― А, Алины-Надины. Ну, у нас места нет. А
иди к тому столу да занимай скорее место, ― сказал
князь и, отвернувшись, осторожно принял тарелку с ухою из налимов.
— Вот как! — проговорил
князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он
к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он
к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и
пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
Левин не сел в коляску, а
пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый
князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел
к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Васенька Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» — «Около двух лет». —
«На ком?» — «На Лариной». — «Татьяне!»
«Ты ей знаком?» — «Я им сосед». —
«О, так
пойдем же».
Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
Княгиня смотрит на него…
И что ей душу ни смутило,
Как сильно ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Ты знаешь, этот старый
князь к тебе совсем расположен; ты чрез его покровительство знаешь какие связи можешь завязать; а что до того, что у тебя нет фамилии, так нынче этого ничего не надо: раз ты тяпнешь деньги — и
пойдешь, и
пойдешь, и чрез десять лет будешь таким миллионером, что вся Россия затрещит, так какое тебе тогда надо имя?
Анна Андреевна торопливо вошла ко мне, сложила передо мной руки и сказала, что «уже не для нее, а для
князя, умоляет меня не уходить и, когда он проснется,
пойти к нему.
Знал он тоже, что и Катерине Николавне уже известно, что письмо у Версилова и что она этого-то и боится, думая, что Версилов тотчас
пойдет с письмом
к старому
князю; что, возвратясь из-за границы, она уже искала письмо в Петербурге, была у Андрониковых и теперь продолжает искать, так как все-таки у нее оставалась надежда, что письмо, может быть, не у Версилова, и, в заключение, что она и в Москву ездила единственно с этою же целью и умоляла там Марью Ивановну поискать в тех бумагах, которые сохранялись у ней.
К князю я решил
пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но в сумерки получил по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
— Если бы вы захотели мне сделать особенное удовольствие, — громко и открыто обратился он ко мне, выходя от
князя, — то поедемте сейчас со мною, и я вам покажу письмо, которое сейчас
посылаю к Андрею Петровичу, а вместе и его письмо ко мне.
Суда наши держались с нами, но адмирал разослал их: транспорт «
Князь Меншиков» — в Шанхай, за справками, шкуну —
к острову Батану отыскать якорное место и заготовить провизию, корвет — еще куда-то. Сами
идем на островок Гамильтон, у корейского берега, и там дождемся транспорта.
— Мисси, venez donc à notre table. Ou vous apportera votre thé… [
идите к нашему столу. Вам сюда подадут чай…] И вы… — обратилась она
к офицеру, говорившему с Мисси, очевидно забыв его имя, — пожалуйте сюда. Чаю,
князь, прикажете?
—
Пошла,
пошла,
пошла, — сказал Кирила Петрович, — осуши свои слезы и воротись
к нам веселешенька. Они все плачут при помолвке, — продолжал он, обратись
к Верейскому, — это у них уж так заведено… Теперь,
князь, поговорим о деле, то есть о приданом.
Князь нашел сие весьма благоразумным,
пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор.
— А вас, monsieur Герцен, вся комиссия ждала целый вечер; этот болван привез вас сюда в то время, как вас требовали
к князю Голицыну. Мне очень жаль, что вы здесь прождали так долго, но это не моя вина. Что прикажете делать с такими исполнителями? Я думаю, пятьдесят лет служит и все чурбан. Ну,
пошел теперь домой! — прибавил он, изменив голос на гораздо грубейший и обращаясь
к квартальному.
Дело
пошло в сенат. Сенат решил,
к общему удивлению, довольно близко
к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые поля. Деньги, истраченные казной на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были:
князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик, шум. Дело довели до государя.
Под конец
князь почти испугался и назначил генералу свидание на завтра в этот же час. Тот вышел с бодростью, чрезвычайно утешенный и почти успокоенный. Вечером, в седьмом часу,
князь послал попросить
к себе на минутку Лебедева.
Князь шел, задумавшись; его неприятно поразило поручение, неприятно поразила и мысль о записке Гани
к Аглае. Но не доходя двух комнат до гостиной, он вдруг остановился, как будто вспомнил о чем, осмотрелся кругом, подошел
к окну, ближе
к свету, и стал глядеть на портрет Настасьи Филипповны.
— Господа, я никого из вас не ожидал, — начал
князь, — сам я до сего дня был болен, а дело ваше (обратился он
к Антипу Бурдовскому) я еще месяц назад поручил Гавриле Ардалионовичу Иволгину, о чем тогда же вас и уведомил. Впрочем, я не удаляюсь от личного объяснения, только согласитесь, такой час… я предлагаю
пойти со мной в другую комнату, если ненадолго… Здесь теперь мои друзья, и поверьте…
—
Князь, мамаша вас
к себе просит, — крикнул заглянувший в дверь Коля.
Князь привстал было
идти, но генерал положил правую ладонь на его плечо и дружески пригнул опять
к дивану.
Сказав это, он перешел через улицу, ступил на противоположный тротуар, поглядел,
идет ли
князь, и, видя, что он стоит и смотрит на него во все глаза, махнул ему рукой
к стороне Гороховой, и
пошел, поминутно поворачиваясь взглянуть на
князя и приглашая его за собой.
Выходило, стало быть, что Аглая прощает и
князю опять можно
идти к ней сегодня же вечером, а для него это было не только главное, а даже и всё.
— Мне всё кажется, — осторожно заметил
князь, — что Настасья Филипповна умна.
К чему ей, предчувствуя такую муку, в западню
идти? Ведь могла бы и за другого выйти. Вот что мне удивительно.
Так
пойдешь,
князь Лев Николаевич,
к ним завтра,
пойдешь? — спросила она опять
князя, почти задыхаясь.
Когда наконец они повернули с двух разных тротуаров в Гороховую и стали подходить
к дому Рогожина, у
князя стали опять подсекаться ноги, так что почти трудно было уж и
идти. Было уже около десяти часов вечера. Окна на половине старушки стояли, как и давеча, отпертые, у Рогожина запертые, и в сумерках как бы еще заметнее становились на них белые спущенные сторы.
Князь подошел
к дому с противоположного тротуара; Рогожин же с своего тротуара ступил на крыльцо и махал ему рукой.
Князь перешел
к нему на крыльцо.
Была минута, в конце этого длинного и мучительного пути с Петербургской стороны, когда вдруг неотразимое желание захватило
князя —
пойти сейчас
к Рогожину, дождаться его, обнять его со стыдом, со слезами, сказать ему всё и кончить всё разом.
Было семь часов пополудни;
князь собирался
идти в парк. Вдруг Лизавета Прокофьевна одна вошла
к нему на террасу.
Александра уж хотела
пойти к нему и осторожно, через всю комнату, присоединиться
к их компании, то есть
к компании
князя N., подле Белоконской.
— В семь часов; зашел ко мне мимоходом: я дежурю! Сказал, что
идет доночевывать
к Вилкину, — пьяница такой есть один, Вилкин. Ну,
иду! А вот и Лукьян Тимофеич…
Князь хочет спать, Лукьян Тимофеич; оглобли назад!
Князь удивился ответу, но он удивился спустя уже по крайней мере две минуты, когда сообразил. Сообразив ответ, он испугался и стал приглядываться
к Рогожину. Тот уже
шел почти на полшага впереди, смотря прямо пред собой и не взглядывая ни на кого из встречных, с машинальною осторожностию давая всем дорогу.
Вы,
князь, я знаю,
послали потихоньку денег, с Ганечкой, матери Бурдовского, и вот об заклад же побьюсь (хи-хи-хи, истерически хохотал он), об заклад побьюсь, что Бурдовский же и обвинит вас теперь в неделикатности форм и в неуважении
к его матери, ей-богу так, ха-ха-ха!
Был уже двенадцатый час.
Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать
к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра,
князь решился
идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
— Евгений Павлыч! Это ты? — крикнул вдруг звонкий, прекрасный голос, от которого вздрогнул
князь и, может быть, еще кто-нибудь. — Ну, как я рада, что наконец разыскала! Я
послала к тебе в город нарочного; двух! Целый день тебя ищут!
Князь решил вечером же
идти к ним непременно «по-прежнему» и лихорадочно взглянул на часы.
Но те же самые предосторожности, как относительно
князя, Лебедев стал соблюдать и относительно своего семейства с самого переезда на дачу: под предлогом, чтобы не беспокоить
князя, он не пускал
к нему никого, топал ногами, бросался и гонялся за своими дочерьми, не исключая и Веры с ребенком, при первом подозрении, что они
идут на террасу, где находился
князь, несмотря на все просьбы
князя не отгонять никого.
Рассказывали, что Лизавета Прокофьевна, дочери и даже
князь Щ. обошлись тогда с
князем чрезвычайно жестко, неприязненно, и что тогда же и отказали ему в горячих выражениях, и в знакомстве, и в дружбе, особенно когда Варвара Ардалионовна вдруг явилась
к Лизавете Прокофьевне и объявила, что Аглая Ивановна уже с час как у ней в доме в положении ужасном, и домой, кажется,
идти не хочет.
Эти сто пятьдесят рублей
пошли в расход Чебарову на его поездку
к князю.
Рассталась она с
князем вся занятая этими мыслями, часов в одиннадцать вечера; но еще не пробило и полуночи, как прибежали
к князю от Дарьи Алексеевны, чтобы «
шел скорее, что очень худо».
— Вчерашний эксцентрический случай, — промолвился Ганя, — конечно, преднамеренный и, конечно, не должен
идти в счет. Чтобы придраться
к ней в чем-нибудь, надо подыскаться нарочно или оклеветать, что, впрочем, не замедлит, — заключил Ганя, ожидавший, что
князь непременно тут спросит: «Почему он называет вчерашний случай случаем преднамеренным? И почему не замедлит?» Но
князь не спросил этого.
— Я виноват! — сказал
князь, подходя
к Бурдовскому, — я очень виноват перед вами, Бурдовский, но я не как подаяние
послал, поверьте.
Она спрашивала быстро, говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень
к ней
шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на краю скамейки. Подтверждение
князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
— Ищу вас,
князь. Поджидал вас у дачи Епанчиных, разумеется, не мог войти.
Шел за вами, пока вы
шли с генералом.
К вашим услугам,
князь, располагайте Келлером. Готов жертвовать и даже умереть, если понадобится.
Князь немедленно хотел поворотить назад
к себе, в гостиницу; даже повернулся и
пошел; но чрез минуту остановился, обдумал и воротился опять по прежней дороге.
Этот демон шепнул ему в Летнем саду, когда он сидел, забывшись, под липой, что если Рогожину так надо было следить за ним с самого утра и ловить его на каждом шагу, то, узнав, что он не поедет в Павловск (что уже, конечно, было роковым для Рогожина сведением), Рогожин непременно
пойдет туда,
к тому дому, на Петербургской, и будет непременно сторожить там его,
князя, давшего ему еще утром честное слово, что «не увидит ее», и что «не затем он в Петербург приехал».
Наутро, еще до пробуждения ее, являлись еще два посланные
к Дарье Алексеевне от
князя, и уже третьему посланному поручено было передать, что «около Настасьи Филипповны теперь целый рой модисток и парикмахеров из Петербурга, что вчерашнего и следу нет, что она занята, как только может быть занята своим нарядом такая красавица пред венцом, и что теперь, именно в сию минуту,
идет чрезвычайный конгресс о том, что именно надеть из бриллиантов и как надеть?»
Князь успокоился совершенно.
Вот что,
князь, и я теперь сообщу: давеча генерал, когда мы с ним
шли к этому Вилкину, после того, как уже он мне рассказал о пожаре, и, кипя, разумеется, гневом, вдруг начал мне намекать то же самое про господина Фердыщенка, но так нескладно и неладно, что я поневоле сделал ему некоторые вопросы, и вследствие того убедился вполне, что всё это известие единственно одно вдохновение его превосходительства…
Между прочим, отчасти по его старанию, устроилась и дальнейшая судьба
князя: давно уже отличил он, между всеми лицами, которых узнал в последнее время, Евгения Павловича Радомского; он первый
пошел к нему и передал ему все подробности совершившегося события, какие знал, и о настоящем положении
князя.
— Глупости. Я сам было хотел у Соловьева переночевать. А теперь
пойду поброжу по улицам и заверну
к кому-нибудь:
к Зайцевичу или
к Штрумпу. Прощай,
князь1